Спросить всё это у Саши у меня не хватает духу.
Одно понятно, все эти выводы меня огорчают, я очень хочу увидеть Кирилла, и очень хочу убедиться, что он меня не бросает.
Даже присутствие Саши меня не успокаивает. Мне нужен Кир. Не пытаюсь анализировать всю эту мешанину, просто жду, что будет дальше.
Вечером того же дня приходит тётя Оля, как всегда несёт сумку еды, хотя я ей, за эти три дня, уже устала говорить, что здесь кормят, лучше чем в ресторане. Видимо, это заложено на подкорку. Идёшь в больницу, нужно накормить больного.
Всё эту еду отдаю Саше, который является позже, опять один.
Он поднимает простую матерчатую сумку тётушки, и усмехается.
— Твоя тётя, думает, что тебя здесь голодом морят!
— Я знаю, — морщусь, когда пытаюсь встать с кровати, не сильно присаживаясь, и он тут же оставляет тяжёлую поклажу и подходит ко мне, помогает, — так она проявляет заботу. Дома посмотришь, может, сами что съедите, может, охране… я не знаю.
— Ну, всё, всё, я понял, — Саша, обнимает меня, когда я уже стою на ногах, и зарывается носом в волосы, чем напоминает Кирилла, с его вечным желанием обнюхать меня. — Как у тебя там, всё ещё болезненно?
Я давлю желание отстраниться от него, и пытаюсь расслабиться в его тёплых объятиях. Получается не очень. Сама не понимаю, что со мной. Но его забота меня раздражает. Я словно виню его в произошедшем, хотя основной урон нанёс мне Кир. И по нему я сильно тоскую.
— Нет, уже нет, — нахожу силы ответить, и эти же силы кидаю, чтобы снова не спросить про Кирилла. Что толку, если он не хочет меня видеть. Возможно, наигрался. Ведь рано или поздно это бы произошло.
— Я так по тебе соскучился, конфетка, — Саша спустился губами к изгибу шеи, и слегка прихватил зубами кожу, но тут же лизнул, и поцеловал.
— Скучать тебе предстоит ещё долго, — я слегка отстранилась, — наврядли я так быстро поправлюсь…
— Глупая, неужели ты не веришь, что я могу скучать не только по-нашему траху, — усмехнулся он.
— Я не знаю Саш, чему уже верить, — вздохнула я, — ты мне столько раз пытался объяснить мою роль в нашем союзе, но я…
— Не говори только, что ты опять о нём! — гаркнул он, на всю палату, и разжал объятия, отошёл, отвернулся. Было видно, что разозлился.
— Я и не говорю, — я устало опёрлась о спинку кровати.
— Не может он тебя видеть! — повернулся Саша, впиваясь взглядом в меня. — Себя простить не может, видимо, не знаю. Это же истукан! Он ничего не говорит. Только работает, день и ночь. Совсем свихнулся.
Он снова подошёл ко мне, задрав резко моё лицо вверх, шаря по нему взглядом.
— Довольна теперь? Этого ты хотела?
Я, молча, глотала обиду. Горечь поднималась из самых глубин, врезалась в глотку, перехватывала дыхание.
— Мало меня тебе? — спросил он, видя моё состояние. Понимая его без слов. Прекрасно видя, как ранят меня, его слова про Кирилла, как рвётся с языка куча вопросов о нём. И мне тоже прекрасно видно, как злит его эта моя навязчивость.
По Сашиному лицу заскользила тень досады. Желваки заиграли на скулах, выражение стало хищным.
— Нравиться быть разорванной?
— Зачем ты так? — сглотнула я, чувствуя, что ещё немного, и разревусь.
— Потому, что ты меня бесишь, Света, — несколько не смягчился его взгляд, а руки на плечах стали ещё жестче. — Какого хрена ты всё ему уже простила? Ждёшь его? А он даже не думает навестить тебя!
— Саша, что ты несёшь? Вы же друзья, — попыталась я его образумить.
Но он вдруг резко притянул меня к себе, сжал и заговорил поспешно и сбивчиво.
— Зачем он тебе? Нам? Давай всё заново, только ты и я? Давай? Конфетка, соглашайся!
— А Кирилл в курсе твоего предложения? — я оттолкнула его, и он поддался, даже на шаг отошёл.
— А при чём здесь он? Я тебя спрашиваю. О твоих желаниях сейчас речь!
Я молчала, ошарашенная поворотом событий. Не находила слов. Не знала вообще, что сказать. А может это предложение исходило не от того мужчины.
— Понятно, — горько усмехнулся Саша, видимо тоже посчитав, что не он должен мне, это предлагать.
Он, также молча, не прощаясь, вышел, оставив меня в полном раздрае.
Я так была удручена, что чуть не шлепнулась на задницу со всего маха, вовремя спохватилась, и перенесла вес вперёд так и не сев. Мой взгляд зацепился за забытую сумку с едой, и сразу стала прикидывать, куда мне деть всё это. Потом я посмотрела на телефон, и поддалась импульсу, набрала Кирилла.
Он взял после третьего гудка, возможно, это хороший знак.
— Да, зеленоглазая, как дела? — раздался в трубке его низкий голос.
— Кирилл, — я сглотнула, пытаясь настроиться и найти смелость, для того что я собиралась сказать.
— Да, Света, говори, — возможно, мне и показалось тревога в его голосе, а возможно он всё же уловил все оттенки моего беспокойства, что передала моя интонация, в его коротком имени.
— Если ты не приедешь, я буду знать что это конец. Что я тебе не нужна. Срок до вечера завтрашнего дня, — прямо выпалила на одном дыхании, и положила трубку.
И стало легко. Пусть болезненно, но легко. Потому что уже завтра, я узнаю, куда дальше пойдёт моя дорога.
23
В палату бодро прошагала Эльвира Андреевна, держа в руках стопку карт. Она как всегда была обворожительна, даже в медицинском халате, под которым впрочем, угадывалось элегантное платье. Строгая прическа, неброский макияж, туфли на удобном, но всё же каблуке. Эта женщина меня поражала. Тем как она несла себя, с какой грацией. И тем, что так и не осудила меня за моё распутство. Говорила со мной уважительно, и деликатно. Страшно представить, какое бы отношение я своим признанием заслужила в местной консультации.
Я на тот момент маялась у окна, поглядывая на часы. Время перевалило за обед, и надежда, что Кирилл явиться, таяла, с каждой убегающей минутой. И от той вчерашней легкости, не оставалось и следа. Всё больше я погружалась в марево, из сожаления и обиды. Всё больше мне становилось муторно и дурно. Только сейчас вдруг осознала, что мне плевать на гордость, я готова позвонить и сама. Вот ещё чуть-чуть.
Сегодня даже Саша не пришёл. Следствие нашего вчерашнего разговора. И это тоже меня огорчало.
Привлечённая врачом, я слегка вынырнула из своих грустных дум.
— Так, Светлана, — проговорил задумчиво она, заглядывая в карту, — всё хорошо, но…
Я только хотела спросить, что но, как дверь в палату открылась, и вошёл Кирилл. Опять с цветами, которые просто некуда было ставить.
Моё сердце подпрыгнуло, и забилось где-то в горле. Радость, всепоглощающая, расслабляющая, изгоняющая из сердца всю темень, заполнила меня в мгновение. Я даже, не стала анализировать свою эту дикую реакцию на него, и не стала стесняться врача. Сорвалась с места, на котором стояла, и впечаталась в его широкую грудь, зарываясь носом в тонком кашемире джемпера, и вдыхая, впитывая, в себя его тепло и аромат.
Широкая ладонь опустилась на мой затылок и придавила ещё сильнее, и я всхлипнула, от облегчения, обнимая его за талию, и забывая обо всём, слушая убыстряющийся ход его сердца, и глубокие вдохи.
Деликатное покашливание вывело меня из эйфории и напомнило, что мы не одни.
— Я бы зашла попозже, но вечером я уезжаю, поэтому нам необходимо поговорить о вашем состоянии, Светлана, — проговорила Эльвира Андреевна.
Я подняла взгляд на Кирилла, жадно разглядывая его усталое лицо. Тёмная щетина, морщинка между глаз, прозрачные глаза. Смотрит внимательно, тоже алчно, скользит по лицу.
А я, наверное, выгляжу как пугало. Бледная и лохматая, с осунувшимися щеками.
— Я подожду снаружи, — говорит он, и совсем не спешит разорвать наши объятия.
— Нет, — сиплю я и прокашливаюсь, — не уходи.
Поворачиваюсь к Эльвире Андреевне.
— Вы можете говорить при Кирилле…
— Светлана, это не совсем этично…
— Говорите, всё нормально, — отмахиваюсь я, чего он там не знает.